Одновременно Асемоглу, Джонсон и Робинсон внесли огромный вклад в эмпирические исследования долгосрочного экономического развития — до их работ статистический анализ данных, связывающих экономическое развитие с политическими и социальными институтами, находился на гораздо более примитивном уровне.
Их модели являются основным инструментом теоретических исследований экономических институтов; их эмпирические методы стали минимальным стандартом для любых исследований в этой области. Но для российского экономиста, помимо методов, общих закономерностей и множества интересных примеров, есть и дополнительная ценность: в XXI веке Россия стала эталонной иллюстрацией глобальной институциональной закономерности, описанной нобелевскими лауреатами-2024.
Почему одни страны богатые, а другие — бедные
Общая схема, предложенная Асемоглу, Джонсоном и Робинсоном для анализа того, что определяет экономическое развитие страны в долгосрочной перспективе, опирается на труды классиков. Адам Смит хорошо понимал, что люди прилагают усилия, используют свои таланты и навыки и готовы рисковать своим капиталом тогда, когда их права собственности защищены. Если же они опасаются, что плоды их труда и вложений будут кем-то отобраны, то они не будут прилагать усилий и не станут рисковать капиталом.
Хорошие экономические институты — это правила игры, формальные и неформальные, обеспечивающие защиту прав собственности. Законы, защищающие предпринимательство и права кредиторов, суды и полиция, быстро и качественно добивающиеся исполнения этих законов, некоррумпированные министры и квалифицированные сотрудники регулирующих органов — все это часть институциональной среды, в которой бизнес развивается и благосостояние граждан растет. Без хороших институтов развития и роста не будет — нет смысла заниматься инновациями, если сегодняшняя монополия может заблокировать появление твоего продукта на рынке. Тем более если у тебя просто отнимут – в случае успеха – результаты твоих усилий. Нет смысла вкладывать деньги в производство, если прибыль отнимут. Незачем учиться много лет в университете, если зарплата будет такой же, как у сотрудницы без высшего образования.
Эта базовая логика была понятна экономистам от Смита до Дугласа Норта и Рональда Коуза, выдающихся институционалистов прошлого века. Асемоглу, Джонсон и Робинсон объяснили, как эта экономическая логика связана с политическими факторами. Плохие экономические институты остаются на месте, без изменений, в течение десятилетий в том случае, если элита, те, кто у власти, заинтересованы в их сохранении. Две неэффективности — монополия на политическую власть, несменяемость одних и тех же семей у власти, и монополия в экономической сфере, запрет на конкуренцию и барьеры для входа на рынок — оказываются частями одного и то же механизма. Если разрешена политическая конкуренция, то как запретить «созидающее разрушение», появление новых, отменяющих старые монополии, товаров? Если конкурентна и активна экономическая сфера, то вряд ли лидеру страны удастся усидеть в своем кресле в течение десятилетий.
А когда в экономике доминируют в каждой отрасли монополии – развитие замедляется, стимулов к инновациями нет, а талантливые люди предпочитают эмигрировать. Когда в политике у власти находится один и тот же человек, ему легче собирать ренту с небольшого количества крупных монополий, чем поддерживать систему налогообложения, стимулирующую конкуренцию.
Теория звучит знакомо? Это неслучайно — Россия в XXI веке — классическая иллюстрация. Монополизация власти в руках Путина и его окружения привела к стагнации в экономике, новому «застою», длящемуся уже пятнадцать лет. А монополизация экономической жизни, выстроенная путинским режимом, привела к тому, что у режима много денег на армию, полицию, спецслужбы, пропаганду и совсем мало — на то, что делает жизнь лучше.
Политический фундамент колониальной торговли
Этот подход — одновременный анализ экономических и политических фактов — дал плоды в разных областях экономического знания. Первая же большая работа авторов перевернула представление о том, как была устроена колониальная экспансия.
Анализ долгосрочного развития стран сложен прежде всего потому, что трудно понять, что является причиной, а что следствием. Все экономически развитые, технологически передовые страны — демократии с давно укоренившимися хорошими институтами — законами, судами, полицией. Но в какую сторону действует закономерность — от хороших институтов к росту и развитию или от роста и развития к институтам? Может быть, всё дело в том, что страна, разбогатев, решает завести себе конкурентные выборы, честные суды и некоррумпированных чиновников?
Оказывается, нет: зависимость работает в обратную сторону, от институтов к развитию и благосостоянию. Однако чтобы подтвердить эту зависимость, нужно научиться отделять корреляцию (в одних и тех же странах хорошие институты и высокое благосостояние) от причинно-следственной связи (хорошие институты приводят к росту благосостояния). По счастью, есть вещи, которые не зависят от того, какие создаются институты.
Например, от них не зависит климат. И это позволяет понять, как связаны экономические институты и богатство стран.
Асемоглу, Джонсон и Робинсон, анализируя колониальную экспансию европейских держав, смотрели на климатические условия в местах создания новых колоний. Понятно, что колонии создавались там, где была возможность извлечения прибыли — где от запасов полезных ископаемых, где, ещё важнее, от наличия дешёвой, а зачастую и просто рабской, рабочей силы. Но оказалось, что то, как проходила колонизация, зависело от климата — и именно в части влияния на институты. Там, где климат был подходящим для европейцев, там, где они селились и заводили семьи, туда они переносили свои институты — законы, суды, полицию, бюрократию.
Это были те самые институты, которые открывали возможность для промышленной революции в Англии и постреволюционной Франции. Эти институты, создававшиеся для «самих себя», распространялись и на местных жителей — и послужили потом основной для долгосрочного роста.
А там, где климат был неподходящим, где колонизация сводилась просто к чистой эксплуатации, где колонизаторы жили «вахтенным методом», никаких новых институтов не создавалось. Те страны, которые были богатыми в момент колонизации, где было что быстро захватить, не получили хороших институтов — и проиграли в долгосрочной перспективе. Такой вот поворот оказался у колеса Фортуны — бедные колонии стали через столетия богатыми. Те, где богатство уже было, отстали.
В колонке не опишешь сложных научных методов, которые использовали Нобелевские лауреаты, чтобы установить и подтвердить закономерности, анализируя огромные массивы исторических данных и разбирая множество отдельных примеров. По счастью, лауреаты 2024 года позаботились о широком распространении своих идей сами. Десять лет назад популярная книга Асемоглу и Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные» стала мировым бестселлером. Её сиквел, «Узкий коридор» содержит ещё больше исторических примеров.
Свежая книга Асемоглу и Джонсона «Власть и прогресс» только что вышла, но и её, наверняка ожидает долгая жизнь.
