Снижение рождаемости до минимумов в новейшей российской истории; ускоряющаяся естественная убыль населения; заметный отток мигрантов, приехавших в РФ из постсоветских стран, мигрантов, давно уже считающихся в Кремле спасителями «российской нации» — всё это тревожит власти, вызывая предсказуемо неадекватные реакции в виде попыток запрета абортов, идей возвращения налога на бездетность, программ стимулирования ранних родов и, разумеется, непримиримой борьбы с представителями «экстремистских» сексуальных меньшинств, а с недавних пор — и неведомого «международного движения «чайлд-фри».
Конечно, никакое общество — даже загнанное в очень тяжелые условия и испытывающее значительный дискомфорт от неопределенности — не вымрет само по себе и сохранит способность к самовоспроизводству. В то же время люди несомненно улавливают посылаемый им сигнал относительно сравнительной ценности не только той или иной деятельности, но и… жизни и смерти.
Когда в России впервые попытались повлиять на демографические тренды в начале 2000-х годов, власти запустили систему выплат материнского капитала, которая в силу своей новизны и на фоне экономического подъема дала неплохие результаты: рождаемость с 2005 до 2012 год выросла более чем на 30%, а в стране в 2013–2015 гг. фиксировался пусть и миниимальный, но естественный прирост населения.
Позже Кремль расширял применение этой меры: с 2020 г. помощь была распространена также на первого родившегося ребёнка, а с 2021-го её можно стало (для малообеспеченных семей) потратить и на покрытие текущих расходов, а не только на покупку жилья.
Но начиная с 2022 г., эта бюджетная «доплата за жизнь» стремительно померкла перед «премией за смерть».
Я в данном случае имею в виду, разумеется, разного рода стимулирование «самоликвидации» россиян в ходе «специальной военной операции». Наиболее заметная — и даже кричащая — часть этой премии, выплачиваемая за первый шаг в направлении уютной могилы в виде подписания армейского контракта, в 2024 году увеличивается примерно в 30 раз быстрее инфляции, тогда как материнский капитал индексируется лишь на её официальную величину. Лишь за последние два месяца региональная часть «контрактной» выплаты поставила два новых рекорда, увеличившись почти в полтора раза, с 2,1 млн до 3 млн рублей, не считая «федеральной» выплаты.
Мы не можем говорить уверенно, в какой именно момент смерть для российской власти стала предпочтительнее жизни, но если верить подсчётам, согласно которым с июля 2023-го по июнь 2024 г. власти выплатили в качестве премии военным по заключённым контрактам и компенсации за смерть и ранения около 1,2 трлн рублей только из федерального бюджета (и еще 240-300 млрд по региональной линии), то уже в 2023 г. этот новый «утилизационный бонус» существенно превысил выплаты материнского капитала, планировавшиеся в сумму 550 млрд рублей.
Повторяю: я не говорю о денежном довольствии военнослужащих — лишь о контрактных и похоронных выплатах (именно их можно считать аналогом материнского капитала, стимулирующими людей к неким действиям). К этому следует добавить, что смерть в России стала не только дороже жизни, но и намного «ликвиднее» её: тот же материнский капитал остаётся во многом условной ценностью, могущей быть использованной лишь несколькими путями; выплачиваемые же контрактникам деньги применимы для любых целей. На мой взгляд, сумму вознаграждения скоро станут перечислять в ряду важных экономических индикаторов, а региональные показатели – объявлять в стиле прогноза погоды с завидной регулярностью.
И тот факт, что государство решается платить за стимулирование смерти больше, чем за стимулирование рождений, говорит о многом.
Идея «сохранения народа», которую Кремль некоторое время назад ещё вспоминал, как и задачи «демографического взрыва», которые повторяются в наши дни в сугубо ритуальном ключе, сегодня почти никого не волнуют. Приоритеты расставлены иначе: на первом месте стоит пополнение армии «пушечным мясом», которое военные даже не собираются экономить; за ним располагается обеспечение прироста «стада» через привлечение мигрантов (в последние годы в пересчете на миллион населения Россия натурализовала в 2,2 раза больше новых граждан, чем США, и занимает по этому показателю первое место в мире); потом разговор заходит о новых рождениях и уже почти никакого внимания не уделяется крайне высокой смертности в трудоспособном возрасте из-за недостатков здравоохранения (тут стоило бы сказать, что военная операция и связанные с ней неопределённость и апатия снижают внимание людей к своему здоровью, что существенно влияет на рост смертности). Возможно, конечно, что всё это соответствует курсу на глубокое проникновение религии в жизнь общества, и Кремль стремится материально подкрепить слова Библии: «Доброе имя лучше дорогих удовольствий, а день смерти лучше дня рождения» (Еккл., 7:1), показывая, насколько конец жизни важнее её начала.
Россия при Владимире Путине — а он не собирается останавливать войну6 важнейший инструмент поддержания столь нужной ему чрезвычайщины — в долгосрочном плане обречена на вымирание и заселение её территории культурно и этнически чуждыми коренному населению людьми, которых Кремль ошибочно считает лояльными исполнителями своей воли.
«Русский мир», который, как предполагалось, может расцвести в глобальном масштабе, очень скоро прекратит существовать даже в пределах его прежних границ. И что характерно — злободневная тема перерождения России в нечто совершенно иное обсуждается сегодня в мире гораздо реже, чем высосанная из пальца концепция ее распада.
Вернее сказать, не обсуждается вообще.
