Царство небесное новопреставленному Алексию!
Казнь внесудебная, но сомнений в том, что это именно казнь, нет. И она кое-что добавляет к образу российской власти, путинского режима, который позволяет себе подобного рода казни.
Это не феодальная казнь, которая, какой бы жестокой ни была, всегда ясно легально мотивировалась, хотя сегодня некоторые феодальные мотивы правосудия и кажутся абсурдными.
Это и не древняя казнь по ветхозаветному принципу талиона — «око за око, зуб за зуб»: Алексей Навальный никого не убил, не отравил и не лишил свободы.
Тогда что это за казнь такая?
Чтобы ответить, нужно посмотреть на историю отношений режима и Алексея Навального. В самом начале, когда он занимался выявлением нарушений в государственных компаниях, отношения можно было назвать даже конкурентными: не в полной мере, конечно, но стороны играли на одном и том же поле.
На следующем этапе власть начала в иносказательной форме объяснять Алексею Навальному, что он не должен заниматься той деятельностью, той политической повесткой, которой он занимается. Кульминацией в этой главе отношений Навального и власти были выборы мэра Москвы, на которые он был нарочно допущен, чтобы, во-первых, почувствовать вкус к номенклатурным прелестям (завуалированная попытка подкупить), а во-вторых, понять, что даже в открытой и условно честной борьбе у него против власти шансов нет. Но вышло все ровно наоборот: номенклатурой «яблочного» типа Навальному быть не захотелось, а подтасовки при подведении итогов голосования (по справедливости, должен был состояться второй тур) показали обеим сторонам, что общего языка найти не удалось.
Заодно тогда же обнажилась и суть конфликта Навального и Путина как олицетворения путинского режима: Навальный хотел вернуть настоящую или, правильней сказать, обычную, тривиальную законность в российскую действительность, Путину же хотелось и нужно было продолжать действовать в парадигме фиктивной законности. В тот момент фиктивная законность выражалась еще только в извращениях при использовании обычных законов («дело "Кировлеса"»), позже дошло и до принятия таких законов, которые законами с юридической точки зрения считаться не могут (дискредитация армии и т. п.).
Смертная казнь Алексея Навального была осуществлена подчеркнуто в парадигме фиктивной законности — потому что законными методами справиться с ним Владимир Путин не смог. Побоялся. Я бы употребил даже обсценное здесь слово.
Однако, справившись с человеком, путинский режим не справился с идеей, которую этот человек олицетворял.
Живым Алексей Навальный был, кажется, выгоден путинскому режиму. Потому что к нему живому можно было применять репрессивные меры, ограничивать его личную свободу и свободу доступа к нему, расправляться с его сторонниками, все это имело смысл и было действенным.
Мертвому нельзя причинить никакого вреда. К мертвому всегда можно прийти — если не на могилу, где, я уныло предполагаю, власти постараются не позволить устроить мемориал по типу Немцова моста, — то в мыслях, так сказать, мистически. Мертвый человек, погибший за идею, — совершенство, его невозможно победить.
Но страх и ненависть, первобытные страх и ненависть, приправленные безнаказанностью, настолько овладели Владимиром Путиным и его подручными, что они предпочли казнить Навального.
Теперь, собственно, остается ответить на неприятный вопрос: а может, Путин и его подручные правы? Может, исчезновение живого Навального положит конец его идеям?
Основания так думать имеются — и они в подходе российских граждан к жизни. Подходе, унаследованном от советских времен и никогда не поменявшемся.
А подход (я буду преувеличивать для ясности) состоит в том, что закон — это такая штука, которую нужно обходить. Что если можно что-то утащить, присвоить под видом законности — нужно это без зазрения совести сделать. Весь так называемый крымский консенсус на этом основан: берем чужое, потому что придумали для этого обоснование. Урааа!
Так вот, ответ на неприятный вопрос и надежда на продолжение дела Алексея Навального — а значит, и на то, что его жертва не была напрасной, что к его могиле, в физическом и мистическом смысле не зарастет народная тропа — основаны на том, что в России и у российских граждан за ее пределами есть сильное желание прекратить жить в парадигме фиктивной законности и объединяться для восстановления нормальной законности. Точнее, так: что у достаточно большого количества россиян есть такое сильное желание.
Сегодня я настроен скептически и ответил бы на этот вопрос скорее отрицательно.
