Мы все умрем. И в этом смысле смерть старика после 90 лет не вызывает ужаса. Но — вызывает грусть. Не за него, но о нем. И — за нас. Больше — за тех, кто остается в России. Потому что, как мне кажется, за всю историю этой страны лишь пять лет выпало ей иметь правителем нормального человека.
Были во власти в России солдафоны-ретрограды, пассионарии-маньяки, бандиты-вожди, полуграмотные революционеры и полуграмотные реакционеры, полицаи, воры, сластолюбцы и многие другие. Все они были заняты либо собой, либо великой идеей (а чаще всего — собой под видом великой идеи). Были — и, похоже, будут. Но лишь один человек на российском «троне» думал об огромной, неказистой, травмированной стране, которой правил короткие 5 лет, о ее несчастных жителях, которые сами уже разучились думать о себе под гнетом великих вождей и великих идей.
Горбачеву можно и нужно ставить памятник — если, конечно, их ставить за личное бескорыстное мужество, а не за попадание в правильное место в правильное время. Он сделал принципиально больше, чем делает лидер оппозиции, приходящий к власти под оппозиционными лозунгами и вынужденный им следовать впоследствии. Он был уже во власти, он сам стал властью, без обязательств что-то менять, зато с обязательствами быть лояльным к «своим», тем, кто сделал его первым человеком государства. «Каково это — предать своих, сынок?» Горбачев точно знал, каково это.
Встать на сторону добра — здорово. Предать своих, потому что они на стороне зла — подвиг.
***
Я пишу это в Лондоне (да, я вернулся из отпуска, пора работать), и мой текст прочтут в самых разных странах мира — благодаря Горбачеву. Меня прочтут и в России, запутавшейся в очередной раз в великих идеях, бросившейся в темное прошлое под руководством очередного «вождя» — прочтут благодаря ему.
Я надеюсь, что земля будет ему пухом и, если есть за порогом нашей жизни какой-то рай, то он встретится там со своей женой и будет вечно гулять с ней в любую погоду по неведомым нам тропам тех мест — как он делал это 40 лет, пока она была жива. Я желаю ему этого не потому, что я всегда был согласен с его взглядами, и не потому, что считаю правильным все, что он делал.
Просто — он был человеком (в отличие от); просто то, что он сделал для всех нас, невероятно важно и невероятно прочно: нет берлинской стены, миллионы выходцев из СССР стали частью развитого мира, и даже в России 25 лет настойчивого «стирания с пола» не могут вытравить кентервильское пятно открытости границ, какой-никакой свободы слова и доступности мировых СМИ, книг и фильмов, рыночной экономики.
Горбачев дал свободу (как россияне ей пользуются — их дело), но, правда, не научил благодарности. Может, это и не его вина.
***
Горбачев, как и Керенский, пришел рано, ушел быстро и прожил долгую жизнь, достаточную, чтобы увидеть крах своей попытки спасти страну. В этом есть своя ирония — но и своя аналогия, ни много, ни мало — с библейским образом Христа.
Предание не дало Христу долгой жизни, но дало воскресение, чтобы он мог две тысячи лет смотреть на ужасы, творимые его именем. Горбачеву повезло больше: ужасы сегодняшней России творят именами других (в том числе — Христа); нынешняя политика выросла не на эксплуатации его имени, а на осуждении. Осуждают его не только победители-мародеры, но и побежденные — за то, что не был идеален, за то, что не уничтожил зло, за ошибки, за слабость; примерно так можно было бы осуждать Христа за то, что он не испепелил Рим или не высказывался против рабства.
Горбачев — земной житель, ограниченный в физических возможностях и способностях видения истины, совсем не святой (хотя после канонизации Александра Невского или Николая ΙΙ я предпочитаю «несвятых»), не пророк, грешный, как и все.
На нем (хотя не только на нем) останется и изначальная ссылка Сахарова, и кровь Прибалтики и Тбилиси, и бесконечные промедления с реформами, и слабость, неспособность защитить начатый им процесс от мародеров. И тем не менее именно Горбачев дал СССР, России хоть какой-то, но путь к спасению. Он взломал лед, под которым задыхалась и гнила заживо крупнейшая и последняя империя мира. На свой страх и риск, так, как он это мог и понимал, коряво и с огрехами, стоившими жизни десяткам людей, он тем не менее предотвратил голод, гражданскую войну, тотальную разруху и, возможно, массивную интервенцию, потерю независимости и в качестве финального аккорда — ядерный апокалипсис.
***
Человек — всего лишь человек. Человек у власти, как правило, еще больше «всего лишь». «Тяжела ты, шапка Мономаха», особенно когда знаешь, что никакого она не Мономаха, а то ли подарок монгольского начальника покорному царьку Руси, то ли наоборот. Власть — бремя и наркотик, от которого отказаться сложно, для кого-то — невозможно. Власть — цепочка «моральных выборов», названных так по недоразумению, потому что «моральный выбор» — это оксюморон, мораль не знает выбора. Власть принимает мораль, диктуемую обществом, и судить власть с позиций морали другого времени и социума вообще бессмысленно — тогда мы осудим всех и вся без разбору, и Цезарь будет фашистом, и Вашингтон — сепаратистом, и Линкольн — поджигателем войны, и Черчилль — расистом. Если уж судить власть, то судить по тому, как изменилась жизнь и, в первую очередь, мораль за время ее властвования: сдвинулась к лучшему, ближе на миллиметр или сантиметр к общечеловеческим моральным ценностям или, наоборот, мигрировала обратно по направлению к пещерно-примитивному состоянию.
Приняв страну, живущую брежнево-андроповской агрессивно-тоталитарной моралью (густо замешанной на ленинско-сталинском людоедстве), за какие-то 5 лет Горбачев сдвинул ее далеко в сторону современной (ущербной, но все же) морали западного общества.
Упрекать его за то, что из тысячи километров дистанции между совком и идеальной моделью «западной» демократии (существующей только в головах «либералов») Горбачев смог протащить страну всего на 1 километр — несправедливо и глупо: а кто и когда смог больше?
Можно ли было лучше? Наверное. Мог ли кто-нибудь лучше? Кто знает? Как Россия воспользовалась тем, что Горбачев сделал? Так же, как мир — учением Христа: постаралась по возможности жить по-старому, а символы перемен — «демократию», «либерализм», «свободу» — использовать сперва для обогащения и насилия, а потом — как пугало.
Горбачев, конечно, не сверстник Христу, и жизнь его прошла в тени каких-никаких достижений христианской морали: ему было уготовано не бичевание и скорбное умирание на кресте в толпе скалящихся и плюющих солдат, а «всего лишь» ранняя потеря любимого человека и долгая жизнь в одиночестве и без родины, пока, под улюлюканье всезнаек, ханжей и злобных идеалистов, все, что он лучше или хуже пытался сделать, превращалось в пыль и Россия уверенно маршировала обратно в болото.
Но непонимание даже сподвижниками, предательство учеников, тщетность усилий, извращение и уничтожение идей и плодов труда теми, кто был призван развивать и защищать — те же. Возможно, в этом и состоит «библейскость» сюжета про Христа (вернее, конечно, 21-го псалма, история Христа — это рассказ на мотив существенно более древней песни) — события Библии происходят с каждым и все время.
Спустя 2000 лет после распятия мир кое-где начинает обращаться к настоящим идеалам христианской морали. Может быть, и Россия, переболев смутным временем и прожив свой ресентимент, когда-нибудь начнет возвращаться к тому, о чем думал Горбачев в 80-е. Может быть, даже история повторится — и снова появится лидер, который сможет пренебречь «скрепами» и свободой воровства в пользу будущего страны. Если такое случится — этот период назовут Perestroika. Кто так сказал? Так сказал Горбачев.
