В мире обсуждают возможную войну России против Украины. Очередное обсуждение на этот раз сопровождается чрезвычайными обстоятельствами.
Гарантийные письма
Весной нынешнего года концентрация российских войск и учения недалеко от украинских границ кончились серией контактов нового американского президента с лидерами России и Украины, а потом и летним саммитом Путина и Байдена. Тогда обострение объяснялось желанием сторон жестко поставить донбасский конфликт в повестку нового американского президента, предупредить предполагаемые безрассудные действия противника при смене глобального часового, привлечь его внимание к себе и завязать или даже навязать разговор о самом важном — ведь нет ничего важнее мира.
Нынешнее обострение похоже на весенние, но сопровождается рядом новых обстоятельств, часть из которых экстраординарны. Никогда прежде, за исключением не любимых нынешним режимом революционных времен, российский МИД не публиковал документы из секретной переписки — причем не только свои, но и письма своих партнеров. Напротив, российская дипломатия всячески осуждала подобные утечки. Повод для этого добровольного Wikileaks, нарушающего столетнее табу, должен быть серьезнее, чем просто отсутствие прогресса на переговорах. Такая публикация должна быть согласована на самом верху и заодно может являться ответом этому самому верху: мы стараемся, но, видит Бог, не мы виноваты.
Вслед за этим Владимир Путин на коллегии МИДа потребовал для России «серьезных, долгосрочных гарантий безопасности на этом [украинском] направлении», потому что «существовать и постоянно думать о том, что там завтра может произойти, Россия не может».
Что означают точные гарантии, пока не растолковано, но можно предположить, что перед вероятным новым саммитом Байдена и Путина в Москве хотят услышать, а еще лучше прочесть то, что президент США обещал на виртуальной встрече Си Цзиньпину — не вступать с Китаем в открытый конфликт и не пытаться менять китайскую политическую систему. Такие гарантии были бы для Путина ценным приобретением и перед 2024 годом, какую бы форму тот ни принял, и в связи с более наступательной внешней политикой России, которая наталкивается на ожидаемое противодействие. Однако вместо отказа менять Россию извне Путин получает законопроект группы конгрессменов, который объявляет Путина по умолчанию нелегитимным в случае попытки переизбраться в 2024 году, а вместо отказа от конфликта — западные учения и военные корабли близ собственных границ на украинском направлении.
Похоже, у России — в отличие от Китая — не хватает веса, чтобы получить обещания, которые одна сверхдержава дает другой. Как недавней второй сверхдержаве России должно быть это особенно неприятно. Противоборство на востоке Украины — единственный тлеющий конфликт в Европе, главном театре обеих мировых войн, — при умелом использовании может добавить ей недостающий вес.
Запад оказывается здесь перед неприятным для себя выбором — повысить статус России, вознаградив таким образом опасную эксплуатацию тлеющего конфликта, или отказаться давать угодные Москве обещания, таким образом консервируя конфликт в подогретом состоянии. По этому поводу в западной прессе уже успела подняться полемика, причем — а это бывает не всегда — аргумент «добиться мира важнее, чем победить Путина» слышен не хуже противоположных. Риск Запада в том, что данные России гарантии не обязательно решат проблему, ведь, кроме отношений между ними, есть еще российско-украинские отношения и партии войны в обеих странах. Но и в своей украинской политике Запад сталкивается с аналогичной проблемой: как пройти по узкому пути между поддержкой страны Украины и поощрением в ней военной партии — и как добиться того, чтобы любое украинское руководство не использовало конфликт на востоке как средство привлечения внимания и поддержки.
Удержать Россию
У чрезвычайных жестов России, которая опубликовала секретные документы и потребовала гарантий устами собственного президента, может быть два истолкования в зависимости и от ориентации смотрящего в интеллектуальном пространстве. Можно предположить, что Россия располагает сведениями, что в Киеве всерьез обсуждают военное решение проблемы сепаратистов в Донбассе. А можно, что Россия сама готовится к военной операции на востоке Украины и громкими заявлениями заранее снимает с себя ответственность за будущие действия: мы же говорили, мы предупреждали, мы призывали.
Проблема здесь в том, что первый сценарий «Украина силой возвращает Донбасс» в случае реализации моментально перерастет во второй — «Россия вторгается на Украину», и у западных журналистов с политиками не будет достаточно времени решить, кто начал первым. Не говоря о том, что у них не будет для этого достаточной мотивации: когда российские войска будут двигаться по украинской территории, единственной задачей будет остановить их движение, а не искать виноватых. Невозможно представить себе западного политика, который в этот момент возьмет на себя хоть малейший риск обвинить Украину и таким образом оправдать движение российских войск. Это значит, что в случае возобновления конфликта меры сдерживания и наказания России вступят в действие автоматически. Ведь главный виновник конфликта уже сейчас определен, а Украина в любом случае будет действовать на своей международно признанной территории.
Только что Азербайджан развернул масштабную военную операцию, которая нарушила мирные договоренности четвертьвековой давности со множеством участников и длилась сорок дней, и ничего ему за это не было — ни санкций, ни применения ответной силы, ни даже заметного осуждения, ведь он действовал на своей международно признанной территории, об этом даже заявил формальный союзник пострадавшей в итоге Армении. Если бы Украина вдруг решилась на подобное, можно было бы ожидать от многих, включая часть российского общества, сходной реакции: да, нарушение соглашений шестилетней давности — это плохо, но ведь они все равно не работали, Россия и сепаратисты их не выполняли, да в принципе соглашения были плохие и невыполнимые, а угроза — реальна.
В случае успеха Киева определенные дипломатические упреки в его адрес последовали бы, но в рамках понимания, что Украина действовала на своей международно признанной территории, разрешая конфликт, где является пострадавшей стороной. Хорватский сценарий — операцию «Буря» по ликвидации Сербской Краины — украинские патриоты в разговорах для внутреннего пользования регулярно противопоставляли пораженческим Минским соглашениям, а теперь хорватский сценарий дополнен более родным азербайджанским. Покупка прославившихся в Карабахе турецких беспилотников и боевое применение одного из них — первый набросок на полях его украинской версии, пока скорее намек на то, что там в принципе не против, чем примета финальной решимости.
Единственное настоящее препятствие — Россия. Киеву желательно создать такую ситуацию, при которой Россия удержалась бы от вмешательства. Сама Украина этого добиться не в состоянии, но можно консолидировать критическую массу жестких предупреждений со стороны западных держав в адрес России, которые вместе с обещаниями конкретных санкций и демонстрацией западного военного присутствия поднимут в глазах Москвы цену вмешательства до чрезмерно высокой. Такой, чтобы Москве проще было эвакуировать своих и для сохранения лица согласиться на некое символическое выполнение Минских договоренностей в виде условной децентрализации или временных исключений по языковому вопросу.
Именно этим, с точки зрения части российского истеблишмента, сейчас занимается Запад: он пытается — случись что — удержать Россию от военного ответа.
Бились отличить
Западные предостережения в адрес России направлены на случай ее вторжения на Украину. Но ведь даже ответные действия будут таким вторжением. Как мы помним, официально на территории сепаратистских республик нет российских войск. Однако отразить наступление украинской армии войска ДНР и ЛНР не смогут даже с учетом российских оружия, советников и той неясной поддержки, которая у них есть на месте. Речь сегодня идет — и это подчеркивают военные аналитики — совсем о другой украинской армии: лучше вооруженной, мотивированной, имеющей боевой опыт.
Кроме того, за прошедшие годы сняты прежние психологические барьеры. Весной и летом 2014 года кадровым украинским военным с трудом удавалось поднять оружие против своих бывших однокурсников по училищам и однополчан по бывшим местам службы. Соприкосновение двух национальных армий имело черты гражданского противоборства. Для того чтобы выйти из этой историко-психологической, а не только дипломатической ловушки, правительствам обоих государств в тот момент пришлось наскоро изобретать добровольческие соединения и комплектовать их сплошь и рядом сомнительным контингентом. Положение украинской армии затрудняло и то, что степень легитимности и долговечности новой киевской власти прояснилась не сразу.
Теперь Украине больше не нужно воевать при помощи добровольческих батальонов, а Россия не факт, что сможет остановить окрепшую украинскую армию при помощи добровольцев и отпускников. Однако переход официальной украинской границы регулярными частями российской армии и будет открытым вводом российских войск на международно признанную украинскую территорию.
Разумеется, если Киев начнет военную операцию, у Москвы появятся определенные моральные права на то, чтобы остановить его силой, но тут возникает вторая проблема. В суматохе возобновившегося конфликта некоторое время будет неясно, кто начал первым и кто куда движется. Счет будет идти на часы, и в эти часы на нужном месте не будет ни независимых журналистов, ни иностранных наблюдателей, а определить соразмерность применения силы в ответ на силу — и где именно это ответ, а где собственные действия — будет непросто и дольше.
Кажется, запутаться невозможно. Но это если мы представляем себе операцию ВС Украины как методичное отвоевание Донбасса с уличными боями в стотысячных и миллионных городах — что-то наподобие умноженного на десять штурма Цхинвали. В действительности единственный реальный план может состоять в быстром выходе к российско-украинской границе на максимальном количестве участков в обход населенных пунктов. От линии соприкосновения до нее почти везде не больше нескольких десятков километров, и в случае удачи дойти до нее — вопрос часов. После этого, чтобы обратить ситуацию вспять, российским войскам придется пересекать международно признанную границу Украины, частично находящуюся под ее контролем.
Обещания Запада максимально жестко отреагировать на российскую агрессию против Украины особенно важны в течение этих нескольких часов и дней, после которых мировое сообщество будет разбираться с новыми фактами, сложившимися на местности. Притом что Россия в восприятии внешнего мира останется основным виновником конфликта на украинской территории, который несет главную ответственность за происходящее.
Даже такой признак определения агрессора, как концентрация войск, здесь может не сработать. Киев держит у линии соприкосновения достаточно сил, чтобы выполнить свои задачи при условии, что Россия не вмешается или промедлит, а Москве приходится концентрировать свои силы в относительной близости от украинской границы, но все равно намного дальше от линии разведения сторон в Донбассе.
В отличие от азербайджанского сценария Киеву придется отвоевывать не полупустые, а густонаселенные территории, и гуманитарная картина таких действий бывает ужасна. Быстрый выход к границе мимо больших городов снял бы большую часть проблемы. А вялая реакция русскоязычного населения востока Украины на языковые и образовательные законы последнего времени, как и слабый отклик на попытку призвать граждан к сопротивлению новой киевской власти шесть лет назад заставляют предположить, что большинство населения нынешних народных республик достаточно пассивно отнесется и к восстановлению контроля со стороны Киева.
Осетинский сценарий. Хуже, чем НАТО
В Киеве между собой регулярно разговаривают на тему «а что, если силой». Обостренная реакция в Москве может объясняться некими агентурными данными, а эти агенты вечно норовят повысить свою значимость сообщениями чрезвычайной важности. Правда, бывало, что за вчерашним скепсисом в их отношении следовало запоздалое раскаяние, которого, видимо, хотят избежать. Но та же острота выступлений Москвы для других означает, что она сама готовится начать первой и заранее перекладывает ответственность.
При этом, если Украина не без наслаждения говорит об азербайджанском сценарии, в Москве, в том числе самые официальные уста, вспоминают осетинский. Осетинский сценарий — не что иное, как неудачная для одной из сторон версия хорватского и азербайджанского сценария. Неудачным его сделало вмешательство России, которая проигнорировала в 2008 году риски, связанные с военным ответом. Но, несмотря на то что проактивная роль Грузии в событиях шестидневной войны в Южной Осетии теперь намного яснее (см. Wikileaks и доклад Тальявини), они все равно широко трактуются как российская агрессия и российская оккупация, так как события происходили на международно признанной территории Грузии, хоть и в зоне одного из двух замороженных конфликтов. При этом Россия заодно изменила статус-кво и в зоне абхазского конфликта. Причиной атаки Саакашвили на Цхинвали по-прежнему считается продуманная провокация сепаратистов и Москвы.
В ситуации, когда стороны подозревают друг друга в худших намерениях, а счет в начале боевых действий идет на часы, осетинский сценарий может запуститься сам собой. Столкновение на разделительной линии, выходящее за рамки рутинных перестрелок, может стать поводом для ответа «как в Осетии» — не дожидаясь худшего, и при желании такое событие нетрудно создать. Как в Киеве изобилуют сторонники азербайджанского сценария, так и в Москве немало сторонников осетинского — более этичного и легитимного, чем прямое вторжение.
Если Запад видит любые события в Донбассе в широком контексте покушения России на территориальную целостность Украины и даже восстановления Российской империи, многие в Москве рассматривают их в своей большой рамке — покушения киевских властей на целостность русского народа. Осетинский сценарий помог бы решить проблему стирания с карты русских, живущих на собственной земле. Эту проблему часть самого высокого российского руководства считает зоной своей исторической ответственности.
Сам Владимир Путин в заключении своей недавней, довольно хрестоматийной в изложении фактов статьи об украинской истории перешел к внезапно жестким формулировкам об исчезновении сотен тысяч русских, равносильном геноциду. При таком взгляде на вещи вряд ли он с комфортом покинет свой пост и сложит с себя историческую миссию, никак не попытавшись остановить столь неблагоприятное развитие событий. Что скажут потомки? Украине предложили хороший вариант в виде Минских соглашений и добровольной федерализации, Западу — в виде украинского нейтралитета, но в запасе остается набор из плохих.
Тем более что Россия открывает для себя вариант, который условно можно назвать «хуже, чем НАТО». Три десятилетия главным страхом российского руководства было вступление Украины (и Белоруссии) в НАТО и перемещение западной военной инфраструктуры к российским границам. Но выясняется, что эта инфраструктура может придвигаться без всякого НАТО в худших и менее предсказуемых формах. Взятую отдельно от любых блоков и обиженную страну, которая строит свою идентичность на отрицании всего российского, гораздо легче превратить в укрепрайон на границе с Россией, чем страну, связанную натовскими процедурами. Не имея блоковых гарантий безопасности, она будет готова по первому слову принять иностранные самолеты, корабли и войска и вооружить собственную армию, испуганно рвущуюся в бой.
Опасность сосуществования с таким укрепрайоном оказывается более реальной, более долгосрочной и менее предсказуемой, чем угрозы, контролируемые в рамках натовских процедур из Брюсселя и Вашингтона, требующие переговоров и консенсусов. Военные приготовления России, публикация секретной переписки и требование Путиным гарантий на юго-западном направлении означают, что в Москве осознали этот факт, не хотят с ним мириться, но не понимают пока, как с ним быть.
Пока же Москва и Киев могут поднимать собственную значимость, показывая, как сдержанным и ответственным поведением они избавляют мир от опасности глобального конфликта, в который его готова ввергнуть противоположная сторона.
Колонка впервые была опубликована на сайте Московского центра Карнеги
