С самого начала истории с отравлением Алексея Навального чувствовалась разница в отношении к нему лидеров мировых держав и российских официальных лиц. По ходу развития событий эта разница только увеличивалась – в правительственных заявлениях Германии, Великобритании, США и других стран «семёрки» Алексей Навальный называется лидером оппозиции, то есть одной из центральных политических фигур России. В заявлених российский государственных органов, наоборот, звучит максимально возможное отрицание этого. И неслучайно – причиной этих заявлений следует считать, среди прочего, архаическое представление российской власти об устройстве современного государства.
В демократических странах лидер оппозиции – во многих отношениях второй человек в стране. На очередных выборах она будет основной соперницей главы государства, и, со значительной вероятностью, сменит её на посту. Вовсе неслучайно лидеры и министры иностранных дел, приезжая с визитом в какую-либо страну, всегда стремятся встретиться не только с теми, кто находится у власти в данный момент, но и теми, кто в будущем может их заменить. Конечно, далеко не всем лидерам оппозиции суждено стать лидерами страны, но какие-то становятся. Знать их заранее – большое подспорье в будущем.
Я помню, как в Кремле возмущались тем, что приезжающие в Москву президенты и премьеры встречаются, помимо официальных лиц, с лидерами оппозиции. А в этом нет ничего, кроме профессионализма: строить отношения с будущими лидерами нужно заранее. А вот российский МИД этого профессионализма не проявляет – августовские события в Белоруссии показали, насколько наши дипломаты оказались не готовы. Отношения с лидерами оппозиции, победившей, по всей видимости, на выборах 9 августа, заранее выстроены не были. Это провал и аналитический – ситуация в Белоруссии анализировалась, очевидно, некачественно. Но это провал и дипломатический – отношения, пусть поначалу неглубокие, с будущими лидерами должны создаваться про запас.
В отношении российских официальных лиц к Алексею Навальному, судя по комментариям, заложено внутреннее противоречие. С одной стороны, они уже признают, что важная политическая фигура – иначе бы о нём столько не говорили на таком уровне. С другой, – они, кажется, искренне не понимают, что он именно лидер российской оппозиции.
Ключевой момент. В современном государстве те, кто находятся у власти, определяют очень многое – приоритеты во внутренней и внешней политике, бюджеты, персональные назначения. Тем не менее вовсе не всё определяется ими, в том числе и в политике. В частности, не ими определяется то, кто становится лидером оппозиции. Конечно, президент, премьер, министры, чиновники, руководители регионов и т. п. могут иметь своё мнение по поводу того, кого называть лидером оппозиции, но их мнение не имеет особого значения. Скорее наоборот – чем выше позиция официального лица, тем менее важно, что лично это лицо думает по поводу того, кто с ним соперничает. Смысл оппозиции – в том, что она предлагает альтернативу тем, кто в данный момент находится у власти. Спрашивать представителей власти об оппозиции – это всё равно, что спрашивать компанию Coca-Cola о достоинствах Pepsi.
Кто же определяет лидера оппозиции? Да кто угодно. Граждане, в первую очередь, комментаторы, зарубежные официальные и неофициальные лица. Когда я изучаю или комментирую российскую политику, я принимаю во внимание разные факторы и сам решаю, кого как называть. И граждане смотрят сами: на результаты выборов и опросов, смотрят и читают комментаторов – и тоже решают.
Я понимаю, что «естественная реакция» российского официального лица на то, что канцлер Меркель или премьер-министр Джонсон называют Навального лидером оппозиции – это поехать по наезженной колее «Западу выгодно навязывать России что-то». Но, может быть, стоит просто протереть свои линзы – может быть, просто не видно того, что давно видят граждане России, а теперь стало заметно и за рубежом?